Ковалевский павел иванович. Павел ковалевский. Титульные листы ряда работ Павла Ивановича Ковалевского

Профессор Павел Иванович Ковалевский (1849–1931) - известный отечественный учёный, психиатр, психолог, публицист, идеолог русского национализма, общественный деятель, длительно работавший одно время на Сабуровой даче - бывший сабурянин, принадлежавший к плеяде врачей-интеллигентов, сформировавшейся в последней трети XIX века и много сделавшей для становления отечественной психиатрии, в т. ч. и для харьковской психиатрической школы. П. И. Ковалевский - доктор медицины, профессор, основатель первого русского психиатрического журнала «Архив психиатрии, неврологии и судебной психопатологии», автор оригинальной концепции о роли кровообращения и обмена веществ в центральной нервной системе, первого отечественного руководства по психиатрии, организатор при Киевском университете первой в Украине самостоятельной кафедры психиатрии и одной из первых экспериментально-психологических лабораторий, член Русского Собрания, Всероссийского национального клуба и Всероссийского национального союза. Павел Иванович был одним из ведущих отечественных психиатров начала XX века, его по праву называли лучшим столичным психиатром и даже «отцом русской психиатрии» .

Имя Павла Ивановича сегодня ещё малоизвестно. Знают о нём, как правило, лишь историки медицины, ибо П. И. Ковалевский был одним из ведущих русских психиатров начала XX века, и немногочисленные знатоки идеологии русского национализма, поскольку П. И. Ковалевский по праву считался идеологом этого направления русской мысли, деятельно принимавшим участие в таких организациях как Всероссийский национальный клуб и Всероссийский национальный союз 1 . До революции в правых кругах его имя было не менее известным, чем недавно возвращённое имя крупного публициста-националиста М. О. Меньшикова. Однако в последующее семидесятилетие советской власти имена эти были сознательно преданы забвению. Понемногу труды мыслителей-патриотов начинают переиздаваться, а их авторам посвящаются специальные исследования. Но в отличие от М. О. Меньшикова, о котором написана уже целая монография, Павлу Ивановичу повезло меньше - политическая биография этого видного идеолога русской национальной мысли, поверхностно отражённая в нескольких посвящённых ему небольших статьях, по сути остаётся неизвестной .

П. И. Ковалевский родился в 1849 году (по другим данным - в 1850) в местечке Петропавловка Павлоградского уезда Екатеринославской губернии (ныне посёлок городского типа Днепропетровской области Украины) в семье священника. На шестой неделе жизни, лишившись отца, Павел рос вместе с братом, двумя сёстрами и овдовевшей матерью в крайне стеснённых материальных условиях - основным источником существования семьи Ковалевских была десятирублёвая годовая пенсия. В девятилетнем возрасте, следуя семейной традиции, мальчик полупансионером был определён в духовное училище, в старших классах которого посредством репетиторства «не только зарабатывал на себя, но и уделял из этого кое-что для домашнего обихода» .

Успешно завершив обучение в училище, П. И. Ковалевский поступил в Екатеринославскую духовную семинарию, которую в 1869 году окончил первым учеником. Однако, будучи горячо увлечённым естествознанием, юноша не пошёл по духовной стезе, а решил продолжить своё образование на медицинском факультете Харьковского университета.

В 1869 году П. И. Ковалевский поступает на медицинский факультет Харьковского университета. Уже со второго курса он занимается научными исследованиями в лаборатории кафедры общей патологии, руководимой И. Н. Оболенским. Наибольшее внимание будущий врач уделяет нервным и психическим заболеваниям. Окончив с отличием в 1874 году университет и получив степень лекаря и звание уездного врача, П. И. Ковалевский, ввиду проявленных способностей, был оставлен на факультете для подготовки докторской диссертации по психиатрии, которую вскоре успешно защитил на тему «Об изменении чувствительности кожи у меланхоликов» в 1877 году.

Павел Иванович, стремясь основательно изучить современные методы лечения душевных болезней, неоднократно выезжал за рубеж, работал в Казани у профессора А. У. Фрезе, который получил подготовку у тех же учителей, что и С. С. Корсаков (после выхода в отставку А. У. Фрезе кафедру психиатрии в Казани занял В. М. Бехтерев).

При этом теоретическая работа П. И. Ковалевского тесно переплеталась с практической. Свои научные исследования молодой учёный совмещал с работой сверхштатного ординатора отделения душевнобольных Харьковской губернской земской больницы (Сабуровой дачи). Здесь уместно отметить, что до вмешательства Павла Ивановича, потрясённого до глубины души увиденным в сумасшедшем доме, в сложившуюся систему отношения к душевнобольным их положение было весьма тягостным. Вот как описывает его современник: «Над несчастными был поставлен надзиратель, вооружённый плетью. При всяком непокорстве заслуживший получал напоминание о соблюдении приличия полновесным ударом плети. Если плеть не оказывала должного воздействия, безумного приковывали на цепь, и если это не унимало буяна, его заковывали просто-напросто в кандалы!» .

П. И. Ковалевский смело выступил в защиту душевнобольных, предложив целый ряд мер по реорганизации заведения (новаторством была воплощённая им идея создания мастерских для душевнобольных и приобщение их к физическому труду). Благодаря его трудам и трудам его учеников тягостному положению пациентов заведения пришёл конец - цепи и кандалы исчезли, а умалишённые получили право считаться больными.

После защиты докторской диссертации Павел Иванович последовательно состоял приват-доцентом (1877), доцентом (1878), экстраординарным (1884) и ординарным (1888) профессором кафедры психиатрии Харьковского университета, являлся инициатором проведения Первого съезда психиатров и невропатологов России (1887) .

В 1877 году была организована первая самостоятельная кафедра психиатрии и неврологии в Украине в Харьковском университете, которую возглавил приват-доцент П. И. Ковалевский, ученик А. У. Фрезе, начавший свою научную деятельность на Сабуровой даче. Клинические демонстрации производились в начале в Харьковской губернской земской больнице (Сабурова дача), а впоследствии в лечебнице И. Я. Платонова, где была организована лаборатория и создано, в пределах возможного, всё необходимое для наиболее успешного преподавания в связи с тем, что Сабурова дача находилась за пределами Харькова и туда не было мощёной дороги.

В 1889 году П. И. Ковалевский был назначен деканом медицинского факультета Харьковского университета, а затем ректором Варшавского университета (1892–1897). К сожалению, тяжёлая болезнь, перенесённая летом 1896 года, заставила его покинуть университет. С 1903 по 1906 годы - заведующей кафедрой психиатрии Казанского университета, после чего читал курс судебной психопатологии на юридическом факультете Петербургского университета и работал старшим врачом психиатрического отделения Николаевского военного госпиталя в Петербурге - передового медицинского учреждения того времени. В это время Павел Иванович продолжал издавать журналы, занимался переводами трудов зарубежных психиатров Ф. Пинеля, Т. Мейнерта, К. Вернике и других, принимая деятельное участие в работе ряда общественных организаций (Институт братьев милосердия, Комитет Красного Креста и др.).

Осуществление назревших в психиатрии нововведений, привлечение к ним широкого общественного внимания породили необходимость создания в России специального печатного органа. В 1893 году П. И. Ковалевский стал основателем и редактором первого психиатрического журнала на русском языке, названного «Архивом психиатрии, неврологии и судебной психопатологии» (журнал прекратил своё существование в 1896 году). Название издания отражало разносторонние стремления редактора, объявившего, что журнал «будет преследовать изучение ненормальностей в нервной жизни человека, болезней, преступлений, условий их развития и средств к их искоренению». Им выпущен целый ряд иностранных монографий и руководств по наиболее важным вопросам психоневрологии. Ему обязаны отечественные психиатры знакомством с клиническими лекциями Т. Мейнерта, идеи которого были особенно близки П. И. Ковалевскому, изданы были лекции J. M. Charcot, книги W. R. Gowers, O. L. Bienswanger, Ch. Richet и др. Кроме этого, он выпускал «Журнал медицины и гигиены», «Русский медицинский вестник», «Вестник идиотии и эпилепсии», «Вестник душевных болезней», а также в течение 15 лет являлся соредактором выходившего в Германии европейского психиатрического журнала . Павла Ивановича по праву называли лучшим столичным психиатром и даже «отцом русской психиатрии» - он автор большого количества научных работ по различным вопросам психиатрии, в т. ч. и судебной психиатрии, психологии, неврологии и большого числа переводов трудов зарубежных психиатров.

В своих научных исследованиях Павел Иванович, опираясь на анатомо-физиологические знания того времени, в частности, на рефлекторную теорию И. М. Сеченова, развивал материалистические представления о сущности психических явлений в норме и патологии. Он создал оригинальную концепцию о роли кровообращения и обмена веществ в ЦНС, считая, что в основе всякого душевного заболевания лежит нарушение питания нервных элементов и что от длительности этого нарушения зависит степень их анатомического разрушения. В этиологии психозов большое значение П.И. Ковалевский придавал сочетанию наследственных факторов с вызывающими болезнь внешними агентами как соматогенного, так и психогенного характера. Ряд его работ посвящён изучению сифилитических поражений нервной системы, вопросам судебной психиатрии, невропатологии детского возраста и др. Павел Иванович создал классификацию психических заболеваний, где за основу деления взял преобладание расстройств в той или другой области душевной деятельности.

За свою полувековую врачебную деятельность П. И. Ковалевский написал свыше 300 книг, брошюр, журнальных статей по различным вопросам психиатрии, невропатологии и психологии. В их числе книги «Психиатрия», «Общая психопатология», «Руководство к правильному уходу за душевными больными», «Судебная психиатрия», «Судебно-психиатрические анализы» (3 издания), «Первичное помешательство», «Душевные болезни для врачей и юристов», «Психология пола», «Психология женщины», «Вырождение и возрождение. Преступник и борьба с преступностью: Социально-психологические эскизы», «Психология преступника» (имеется также французское издание), «Гигиена и лечение душевных и нервных болезней», «Основы механизма душевной деятельности», «Основы психологии человека», «Пьянство, его причины и лечение», «Учебник психиатрии для студентов» (4 издания), «Сифилис мозга и его лечение», «Пуэрперальные психозы», «Мигрень и её лечение». Профессор И. А. Полищук (1976) уместно подчёркивал, что Павел Иванович издал написанное им первое отечественное руководство по психиатрии .

Кроме научной и преподавательской деятельности, П. И. Ковалевский являлся активным участником национально-монархического движения. Некоторое время он состоял членом старейшей петербургской элитарной монархической организации «Русское Собрание», участвовал в деятельности возникшего на базе Собрания Русского окраинного общества, ставившего своей целью изучение национальных окраин Российской Империи и борьбу с окраинным сепаратизмом. С образованием в 1908 году Всероссийского национального союза (ВНС) Павел Иванович стал одним из его ведущих идеологов. Он также принимал активное участие в деятельности Всероссийского национального клуба (ВНК) - культурно-просветительской и политической организации, созданной для пропаганды идей русского национализма. В рамках ВНК П. И. Ковалевский неоднократно выступал с докладами, являлся членом редколлегии «Известий Всероссийского Национального Клуба», некоторое время состоял председателем издательской комиссии ВНК.

Согласно П. И. Ковалевскому, ВНС был призван «в массах тёмного народа подогреть национальное чувство» и «уничтожить развратный индифферентизм и денационализм» образованных классов. При этом состав ВНС виделся Павлу Ивановичу достаточно широким, хотя и не безграничным: «Национальная партия тогда только будет национальная, когда она будет народною. Она будет заключать в себе… интеллигенцию и народ - основу нации, - а также и другие национальности… за этой партией пойдут не только православные, но и католики, магометане, - и русские, и поляки, и армяне, и татары…» . Он также подчёркивал, что русский народ имеет право «гордиться нашей нацией внутри своего государства», «ибо мы смело можем сказать в глаза всем нашим подданным, что мы победили их, но не уничтожили. Мы сохранили их религию, их язык, их нравы и обычаи». Взгляд П. И. Ковалевского на революцию 1905 года также был весьма характерным: российская революция, подчёркивал он, «не русская, а инородческая, - потому что революция эта не что иное, как бунт инородчества… против России и русского народа» .

Вскоре П. И. Ковалевский зарекомендовал себя как признанный теоретик русского национализма, давший наиболее исчёрпывающие формулировки базовым понятиям данной идеологии. По его мнению, нация (из любви к которой собственно и вытекает здоровый национализм), есть явление общности языка, веры и судьбы. А таковая общность, считал учёный, складывается у русских уже к концу IX века. И хотя татарское иго ставило под вопрос суверенитет русской нации, а Смутное время грозило полным устранением русского государства, русская нация возродилась в начале XVII века и заняла ведущее положение среди самых выдающихся наций мира. При этом Павел Иванович подчёркивал, что необходимо различать бытие нации и её становление, видеть историческую обусловленность черт нации.

Таким образом, писал учёный, нация есть «определённая группа людей, объединённая единою территорией, единою верой, единым языком, едиными физическими и душевными свойствами, одною культурою и одними судьбами» . Впрочем, полагал П. И. Ковалевский, среди перечисленных условий, составляющих нацию, одни являются обязательными, а другие условными. Весьма характерно, что, как и многие националисты начала XX века Павел Иванович считал, что необязательными условиями формирования нации являются территория, религия и язык, в то время как физические и душевные свойства народа, его культуру и исторические судьбы он полагал за условия обязательные .

Что же касается такого понятия как «национальность», то оно трактовалось П. И. Ковалевским как «собрание свойств и качеств, присущих той или иной нации», и отличающих её от других наций . А вот определить соотношение между понятиями «нация» и «народ» П. И. Ковалевскому, к сожалению, толком так и не удалось. Как справедливо отмечает современный исследователь Д. А. Коцюбинский, трактовка, предложенная Павлом Ивановичем, была внутренне противоречивой и логически неудобоваримой. Согласно его интерпретации, «сущность и основу нации даёт именно народ, его масса, ибо интеллигенция и просвещённая часть русского народа более чем на половину состоит из инородцев не русской нации», поэтому характерные черты нации даёт простой народ, и если нация - это «военное учреждение», «мечом основанное и мечом живущее» из крестьян и солдат, то народ - это государство .

Как отмечает современный исследователь творчества П. И. Ковалевского, известный политик-патриот А. Н. Савельев, русский национализм по П. И. Ковалевскому - «спасительное средство воссоединения национальности и гражданственности, средство становления современной политической нации, в котором патриотизм должен уступить место русскому национализму, а местнический «национализм» нерусских коренных народов России - перерасти в российский патриотизм. Для существования России важно общегражданское понимание, что Россия создана русскими людьми, и русский национализм - это национализм великой нации, который, конечно, должен воспитываться и восходить к высшим формам, изживая тёмную народную стихию. Другие национализмы в России могут быть достойны уважения, если сочетаются с лояльностью и верностью государству Российскому. Отсюда возникает формула и иерархии империи, которая есть союз дружественных национализмов при первенстве, лидерстве и покровительстве со стороны русских националистов. Не только российская, но и славянская общность может существовать только при русском лидерстве. Ибо для мира и мировой истории славянство воспринимается только через русских и русскую историю… Русский национализм противопоставляет гнусным затеям либералов русскую солидарность, которая втягивает в свою орбиту всех патриотов России - пусть даже и нерусских по крови» .

«Национализм, - писал П. И. Ковалевский в одной из своих работ, - это проявление уважения, любви и преданности до самопожертвования, в настоящем - почтения и преклонения перед прошлым и желания благоденствия, славы, мощи и успеха в будущем - той нации, тому народу, к которому данный человек принадлежит» . А в книге «Значение национализма в современном движении балканских славян» (1913) он развивал понятие национализма следующим образом: «Национализм - это существо жизни нации - это проявление того внутреннего существа нации, в силу которого отдельные члены её тяготеют друг к другу, помогают друг другу, несут свою жизнь на пользу своей общины и живут её славой и величием» .

П. И. Ковалевский, говоря о национализме, отмечал, что последний состоит из национального самосознания и национального чувства . Под национальным чувством учёный понимал «бессознательное тяготение и сердечное влечение людей одной нации друг к другу», т. е. явление бессознательное, инстинктивное, а значит органическое. Национальное самосознание же, подчёркивал Павел Иванович, «есть акт мышления, в силу которого данная личность признаёт себя частью родного целого, идёт под его защиту и несёт себя самого на защиту своего родного, целого, своей нации». И если национальное чувство есть «проявление низшее, животное», то национальное самосознание - проявление «высшее, духовное интеллигентное» .

При этом, отдавая себе отчёт в том, что национализм как идеология был позаимствован с Запада (чего многие националисты и не скрывали, отмечая, что рост популярности национализма есть явление новейшего европейского развития), П. И. Ковалевский спешил, во избежание упрёков в «западничестве» и подражательности, оговориться, что у русского национализма есть своя специфика. Главное отличие русского национализма от его европейского «собрата» Павел Иванович видел в более активной роли правительства, руководимого П. А. Столыпиным, в деле развития и претворения в жизнь национальной идеи: «Великий национальный всполох» пошёл в России «не снизу вверх (т. е. как в Европе - выделено А. Ивановым ), а сверху вниз»; благодаря чему, писал П. И. Ковалевский, русский национализм следовало квалифицировать не как механически подражательное «западничество», но как «явление живое, естественное» . Доказывая «подлинную прогрессивность» национализма, Павел Иванович, тем не мене, подчёркивал, что национализм всё же является разновидностью консерватизма, но консерватизма «здорового», то есть обеспечивающего созидательную деятельность.

Детально разбирая в своих работах такие понятия, как «национализм», «нация», «национальное чувство», «национальное самосознание», П. И. Ковалевский не мог не остановится и на поносимом уже тогда «прогрессивной общественностью» словосочетании «русские националисты».

«Русские националисты» - людоеды… так говорят инородцы, ненавидящие Россию и желающие ей зла. Так говорят и некоторые русские или продавшие свою душу врагам отечества или люди необразованные, глупые» - писал Павел Иванович в одной из самых известных своих работ «Русский национализм и национальное воспитание» . «Русские националисты» - люди, в действительности всей душой любящие свою родину и свою нацию, уважающие её прошлое и желающие ей славы, мощи и величия в будущем». При этом, отмечал далее П. И. Ковалевский, «таковыми были чисто русские и русские из инородцев, как Цицианов, Чавчавадзе и многие другие. Они отдавали всецело свою жизнь на служение родине и безраздельно принадлежали ей. Но зато только такие русские и имеют право называться русскими, сынами Великой России и пользоваться всеми правами русских граждан. Те из русских, кои осмеливаются злословить свою мать Россию, кои желают ей зла, кои решаются, живя в ней действовать во вред ей - это уже не русские. Это - враги России … Россия - для русских - в самом широком смысле слова» .

Отстаивая далее преимущественные права русских (в широком смысле слова) в русском государстве, П. И. Ковалевский отмечал, что они вытекают из «права крови», пролитой нашими предками; имущественных прав, «вытекающие из затрат наших предков» и «права исторических судеб родины…» .

Необходимо отметить, что в широких кругах русской интеллигенции довольно высоким был авторитет Ковалевского-историка. Такие его историко-публицистические работы, как «Народы Кавказа», «Завоевание Кавказа Россией», «История Малороссии», «История России с национальной точки зрения», «Русский национализм и национальное воспитание в России», «Основы русского национализма», «Наука, Христос и Его учение», «Иоанн Грозный и его душевное состояние», «Психология русской нации. Воспитание молодёжи. Александр III - царь-националист» пользовались большим читательским интересом и выдержали не одно издание в дореволюционной России. При этом Павел Иванович одним из первых стал применять исторический анализ для развития практической психиатрии. Его знаменитые «Психиатрические эскизы из истории», сочетавшие строгость и достоверность анализа, непринуждённость стиля, оригинальность и образность изложения, на конкретных примерах из жизни Иоанна Грозного, Петра III, Магомета, Жанны Д’Арк, Павла I, Наполеона, Камбиза, Людвига II, Эмануэля Сведенборга и других раскрывают динамику различных психических состояний, показывают роль среды и наследственности в генезе и клиническом течении болезней. Следует подчеркнуть, что очерки, написанные П. И. Ковалевским в начале XX столетия, актуальны и сегодня. Очень часто судьба народа, государства зависит от воли и характера деятеля, стоящего во главе данного народа или государства.

Но особенно интересна в контексте данной статьи работа П. И. Ковалевского «История России с национальной точки зрения». Хотя данный труд учёного-психиатра и не претендует на серьёзную научную работу, он примечателен тем, что П. И. Ковалевский в противовес набиравшему силу индифферентизму к родному прошлому попытался с любовью к своему народу рассмотреть его историю. «Я вовсе не дерзаю, - писал он в предисловии к книге, - писать новую историю России. Моё желание - попытаться рассмотреть события нашей истории с национальной точки зрения» . Примечателен и итоговый вывод «Истории…» П. И. Ковалевского: «Главное существо русского народа - это то, что русские есть славяне, народ совершенно своеобразный и самобытный. Его существо совершенно отлично от существа западных народов. Его объединяет взаимная национальная связь, родовая и природная, спасающая друг друга и всех вместе, связанных во времена невзгод и лихолетья. Его вера - вера православная, ибо она в его духе, в его существе, в его славянской природе. Этот народ неизбежно должен иметь во главе царя, царя единой веры с народом, царя-отца, властвующего в этой великой славянской семье как добрый отец в любой семье, - царя-хозяина, блюстителя целости всего русского государства, всей русской семьи. Православие, самодержавие и единодержавие есть основные черты, основы бытия русского народа» . Следует пояснить, что под «единодержавием» учёный понимал исповедание идеи, «что русская земля ни при каких условиях не может быть ни разделена, ни уменьшена в объёме, ни расчленена на составные части, из которых она произошла» .

Идеалом русского царя был для П. И. Ковалевского император Александр III, главная заслуга которого состояла в том, что «он был отцом своему народу. Этот царь знал свой народ, понимал его дух, жил его потребами и любил его… Это был поистине русский народный царь, царь-националист». «Он был плоть от плоти славянского народа и кровью от крови славянской нации» .

Как видно из приведённых выше цитат, П. И. Ковалевский представлял некую цельную славянскую нацию, с развитием которой он связывал свои надежды на счастливое будущее всей Европы, если не всего человечества. Так, в одной из своих работ профессор-националист писал: «Ныне европейские народы нас ненавидят. Они превосходят нас своими знаниями, своими техническими и другими усовершенствованиями. Но истинное совершенство состоит в развитии величайшей нравственности, венцом которой служат: любовь, милосердие, сострадание и самопожертвование - но, - отмечал далее П. И. Ковалевский, - я верю, наступит момент, когда все европейские народы достигнут этой степени нравственного совершенства. Тогда они поймут нас. Тогда они увидят, что славяне, пронёсшие в своей жизни великий и тяжёлый крест, символ страдания и искупления, символ учения Богочеловека, проливали свою кровь не из-за материальных выгод, а во имя своей национальной нравственности. И исполнится тогда второе пророчество. Славяне победят мир. И сольются тогда в славянском море все человеческие национальные ручьи. И одержит победу славянство не огнём и мечом, а любовью, милосердием, состраданием и самопожертвованием. Тогда-то и воцарится свобода, равенство и братство под славянским символом Креста, символом Божественного Учителя Христа» .

Впрочем, хотя П. И. Ковалевский и был последовательным защитником известной триады графа С. С. Уварова «Православие, Самодержавие, Народность» , идея народности-нации, как и для большинства русских националистов (не путать с монархистами-черносотенцами, смотревших на националистов как на «еретиков», прикрывающими монархической и православной идеологией западные националистические идеи) стояла у него на главном месте. «…Вне народности ни художества, ни истины, ни жизни, ничего нет!», - считал П. И. Ковалевский . Из приведённых выше цитат с определённостью видно, что Православие и монархия понимались Павлом Ивановичем не как самоценные величины, а как формы веры и власти, наиболее подходящие русскому народу. То есть П. И. Ковалевский рассматривал их через призму национализма, считая, что они вытекают из национальных свойств русского народа, а никак не наоборот. При этом и сама ценность института самодержавной монархии представлялась Павлу Ивановичу достаточно условной: «Единая самодержавная власть в России вытекает прямо из характера национальных свойств русского народа. Из органической неспособности славян к объединению самих в себе и самоуправлению». «Самодержавие в России является органическою национальною потребностью, без которой Россия существовать не может до поры до времени », - отмечал он в одной из своих работ .

В отношении же учения Православной Церкви П. И. Ковалевский позволял себе вольные суждения и трактовки, граничащие с ересью. В частности, за изложенные им в брошюре «Библия и нравственность» (1906) взгляды на Ветхий Завет учёный чуть не оказался ссыльнопоселенцем - цензурный комитет признал книжку преступной, а её автора за «богохуление и оскорбление святыни» отдал под суд. Суд, впрочем, оправдал П. И. Ковалевского, не найдя в сочинении святотатства, а брошюра в дальнейшем выдержала аж 14 изданий. Впрочем, что касается решения суда освободить брошюру из под ареста, а автора не подвергать взысканию, то оно вовсе не говорит о «беспристрастии, уме и честности наших судей», как считал сам Павел Иванович, а скорее свидетельствует о том, что «судившие его брошюру юристы, вооружённые знанием законов… [были] совершенно не сведущие во взаимоотношениях Ветхого и Нового Заветов, случайно оказались людьми индифферентными и столь же невежественными в данных вопросах, как и сам господин профессор» . В этом сочинении П. И. Ковалевский выступал с резкой критикой Ветхого Завета, считая его священным только для евреев, и позволял себе недопустимые для христианина выпады против Бога Израилева и ветхозаветных пророков. Вывод брошюры заключался в том, что Иегова и Христос - два разных Бога, а Священная история Ветхого Завета не есть Священная история для христиан. Исходя из этого делался и политический вывод: «Народ, религия которого освящает и поощряет воровство и мошенничество, не имеет права рассчитывать на равноправия с народами, религия коих считает эти деяния преступлениями » . Полагаем, что нет никакой надобности подробно останавливаться на этом опусе Павла Ивановича, ибо едва ли не каждая приведённая из него цитата будет граничить с богохульством, хотя сам профессор, почитавший себя христианином, этого, по-видимому, не понимал. Он отделил для себя Новый Завет от Ветхого и в превозношение Христова учения принялся критиковать все деяния Бога-Отца, которого счёл слишком далеким от идеала Бога Христианского, и ветхозаветного еврейского народа, включая сюда Моисея, царя Давида и других праведников. «Я всегда думал, - писал П. И. Ковалевский, - что в ней (Священной истории Ветхого Завета) нет ничего священного - её примеры не достойны подражания, - её читать можно только для того, чтобы так не делать, как там пишется, - а чтение Библии является безнравственным и развращающим» .

Следует вспомнить слова авторитетного церковного и монархического деятеля архиепископа Никона (Рождественского), вскрывавшего в своей статье «Слово правды нашим патриотам-антисемитам» это столь распространённое в патриотической среде заблуждение: «Давно совесть требовала сказать слово правды по адресу наших почтенных патриотов в защиту святой Библии… Да, приходится не просто сказать, а крикнуть некоторым из них: «Не касайтесь Библии, не трогайте нашего Священного Писания, в котором мы, верующие, видим и знаем только слово Божие!… Не щадят наши патриоты ни Авраама, которого Апостол называет «другом Божиим», ни Давида, которого Церковь называет «Богоотцем», то есть праотцем Самого Господа Иисуса Христа, ни других великих патриархов и святых мужей Ветхого Завета, которых наши ревностные антисемиты не стесняются ставить в один ряд с современными «жидами» и приписывать им те же качества, какие наблюдаются в современных, Богом отверженных иудеях. Сказать правду: страшно становится за этих почтенных людей, пускающихся в море толкования Писаний без кормчего и позволяющих себе дерзновенно обращаться со Священным Писанием как с самою обыкновенною книгою… К сожалению,… патриоты наши пишут не случайные только статьи в газетах, не в речах только проявляют такое легкомысленное отношение к Библии, но и пишут целые книги… Происходит всё это оттого, что не хотят положить резкой, самим Богом положенной грани между ветхозаветным иудеем и современным нам жидом, потомком распинателей и заклятым врагом нашего Господа Иисуса Христа» .

Надо отметить, что отповедь брошюре П. И. Ковалевского дали именно черносотенцы. Московская монархическая газета «Колокол», выпускавшаяся видным церковным миссионером В. М. Скворцовым выпустила специальную брошюру некой Елизаветы Гептнер, содержащую критику религиозных воззрений П. И. Ковалевского. Как справедливо отмечалось в брошюре, «сочувствием многих даже благонамеренных людей пользуется модное заблуждение и чрезвычайно соблазнительная тенденция, будто бы христианину не нужно веровать священным книгам еврейского народа», и что ошибочно полагать, будто бы книги Ветхого Завета «созданы национальным еврейским гением и могут быть рассмотрены как национальные еврейские книги». Опираясь далее на толкование Ветхого Завета авторитетными отцами Церкви, автор без труда разбила все доводы П. И. Ковалевского и не без оснований обвинила учёного (кстати, в своё время с отличием окончившего духовную семинарию) в «самомнении и гордом самообольщении». Поэтому когда современные авторы, увлекаясь, пишут о том, что «для профессора П. И. Ковалевского не было иной формулы Русской идеи, кроме Православия, Самодержавия и Народности» , необходимо помнить, что взгляд на первые для члена уваровской триады был у П. И. Ковалевского своеобразным и отличался от взглядов ортодоксальных русских монархистов.

«Россия для русских» - эта формула Александра III в трудах профессора П. И. Ковалевского раскрывается и обосновывается. К огорчению клеветников, ищущих повода обвинить русское национальное движение во всех грехах, «Россия для русских» выступает как самая перспективная формула государственности не только для самих русских (мы разделяем уверенность П. И. Ковалевского, что русские - это триединство великороссов, малороссов и белорусов), но и для нерусских народов России, связанных с русскими общей судьбой. Павел Иванович прекрасно видел многообразие «русскости», которое сегодня мы подчас перестаём замечать, сводя русское исключительно к родовым признакам. В «русскости» есть единство в православной вере, есть единство в памяти о величии России, есть единство в русском языке и русской культуре, в любви к Отечеству, есть связь русских в пространстве Русского мира - не только обладателей гражданства Российской Федерации, но и соотечественников.

Для профессора П. И. Ковалевского не было иной формулы Русской идеи, кроме Православия, Самодержавия и Народности . Принимая урок интеллектуальной честности и учёной глубины от выдающегося мыслителя и крупнейшего русского учёного, мы должны усвоить эту формулу и проникнуться ею до самой глубины души. Чтобы спасти Россию от небытия, подступившего столь близко, что многих скорая гибель Отечества и растворение русского народа в волнах миграции уже не удивляет и не пугает. Мы же должны бояться исключительно этого - гибели своей Родины, угасания русского рода. В Русской идее русских мыслителей начала XX века мы имеем развёрнутую идеологическую доктрину, с которой мы спасём Россию и продолжим свой род до конца времен.

Лучшие национальные качества народа могут укрепляться через осознание единства языка, веры, традиций, верований, единства физических и душевных качеств и культуры, а также общей исторической судьбы. Читая работы П. И. Ковалевского и проецируя их на день сегодняшний, понимаешь, что главными условиями возрождения деформированной русской души является восстановление её достоинства, соборности и единения, изживание чувства неполноценности, просвещённый национализм и патриотизм. Ратуя за просвещённый здоровый национализм, П. И. Ковалевский, как уже отмечалось выше, утверждает: «Национализм - это проявление уважения, любви и преданности до самопожертвования в настоящем, почтения и преклонения перед прошлым и желания благоденствия, славы, мощи в будущем той нации, тому народу, к которому человек принадлежит». Говоря о достоинстве России и русских, Павел Иванович ставит вопрос о национальном равноправии и намечавшемся в XX веке национальном ущемлении и последующем унижении русских: «…Россия есть великое и мощное государство, и русские с честью являются её достойными сынами… Все народности, входящие в состав России, - её подданные. Они могут быть равноправными нам только постольку, поскольку они заслужат это своею преданностью и готовностью служить России, как её настоящие, истинные дети» .

Справедливо отмечается, что классик русской этнополитологии П. И. Ковалевский различает понятия «национализм» и «патриотизм»: «Ясно: национализм и патриотизм - не одно и то же. Скорее, патриотизм - понятие более общее, а национализм - понятие более частное. В каждом государстве может быть только один патриотизм и несколько национализмов. Один из краеугольных внутренних устоев, на которых зиждется сила, крепнет и жизненность государства, один из могущественных оплотов, сохраняющих его целостность и благосостояние, - это любовь народа к своему Отечеству, народный патриотизм». При этом Павел Иванович различает разные виды национализма (народный, бюрократический, христианский, который носит промышленно-трудовой, производственный характер и др.).

Большое место в работах П. И. Ковалевского занимают размышления о воспитании патриотизма, которое должно начинаться с привития любви к своей деревне, своему краю на основе изучения их традиций, их культуры. Подкрепляются патриотические чувства и убеждения знанием родной истории, её побед, выдающихся деятелей и героев. Притом, истории русской и русских героев, что охранит Россию от чужебесия и преклонения перед Западом .

Учениками П. И. Ковалевского были: Э. И. Андрузский, З. В. Гутников, М. Н. Попов (профессор в Томске), Н. И. Мухин (профессор в Варшаве, Харькове), Д. Б. Франк (профессор в Днепропетровске), И. Я. Платонов, Я. Я. Трутовский, Н. В. Краинский (профессор в Варшаве, Белграде), А. И. Ющенко (профессор в Варшаве, Виннице, Петербурге, Юрьеве, Воронеже, Ростове-на-Дону, Харькове, в последующем академик АН УССР), А. А. Говсеев и многие другие.

Ученик Павла Ивановича, профессор Н. В. Краинский справедливо пишет во вступлении к своей работе «Порча, кликуши и бесноватые» тёплые слова в адрес Павла Ивановича: «Посвящаю настоящий клинический очерк дорогому и глубокоуважаемому учителю моему, профессору Павлу Ивановичу Ковалевскому, в день 25-летнего юбилея его учёно-практической деятельности. Считаю при этом долгом заявить, что я, как и большинство из многочисленных учеников Павла Ивановича, рассеянных по всей России и служащих русской психиатрии на кафедрах университетов, в правительственных и земских больницах, - глубоко уверен, что во всём том, что мне удастся сделать на пользу науки и на пользу многочисленных душевнобольных, проходящих через мои руки, я всецело обязан тем строго научным и гуманным принципам, которые мы всегда слышали от нашего учителя. С глубоким уважением и признательностью вспоминаю я ту строгую научную дисциплину, которая была всегда отличительною чертою школы Павла Ивановича, а безусловное, лишённое всякой снисходительности требование им от своих учеников исполнения своего долга, при том не допускающее никаких компромиссов со своими убеждениями и совестью, немало облегчает его ученикам трудную задачу борьбы в практической деятельности и жизни русских психиатров.

Будучи учеником Павла Ивановича; я - через десять лет после оставления им той должности, где и протекли лучшие годы его деятельности, где развивалась и формировалась личность Павла Ивановича, как деятеля и учёного, - имел честь поступить в это психиатрическое заведение врачом, а позже занимать и должность моего учителя. Здесь я мог убедиться, как колоссально плодотворен был тот труд и энергия, которые были вложены в деле Павлом Ивановичем. Несмотря на всевозможные извращения, которым было подвергнуто всё сделанное Павлом Ивановичем, несмотря на самые неказистые искажения его деятельности некоторыми лицами, - его идеи и принципы не сгладила даже десятилетняя анархия Сабуровой дачи (курсив автора - П. П.). Та же Сабурова дача убедила меня в том, что истинная оценка деятельности рано или поздно не заставит себя ждать, и я во всеуслышанье утверждаю, что я, через 12 лет после ухода Павла Ивановича с Сабуровой дачи, слышал слова справедливости и чести по адресу его деятельности со стороны его личных врагов и недругов, а высшей похвалы добиться трудно. Я не скорблю о том, что русская жизнь, общество - всё кроме беспристрастной области науки - слишком рано лишились Павла Ивановича, как энергического деятеля в жизненной борьбе. Это общий удел крупных деятелей общественной жизни . Чистая наука и практическая психиатрия в лице многочисленных учеников Павла Ивановича покажут русскому обществу, что его принципы и учение не будут заглушены терниями, которыми так полна русская, особенно земская, психиатрическая деятельность. Я думаю, что, если взвесить те успехи, которыми обязана русская психиатрия П. И. Ковалевскому, который один из первых снял в России с умалишённых цепи , - из невозможной клинической Сабуровой дачи устроил хотя и на время образцовое учреждение, основал первый русский психиатрический журнал, создал в короткое время многочисленную школу учеников, а своими блестящими лекциями до последнего времени привлекает новобранцев в ряды русских психиатров - притом выполнил всё это совершенно один, без помощи, скорее при помехах со стороны многих, - то придётся признать положение, «что и один в поле воин».

Я рад, что в настоящее время Павел Иванович, вдали от жизненной борьбы, будет ещё долго руководить русской психиатрией, посвятив всё своё время чистой науке и, как идеальный клиницист, будет своими блестящими сочинениями дополнять нам то, что раньше его ученики слышали через посредство живого слова в клинике. Если официальное Отечество не всегда ценит по достоинству своих деятелей, то нужно только вспомнить, может ли быть высшая награда для учёного и клинициста, когда он уже не в прежней тоге ректора и государственного сановника, а в виде скромного частного лица - видит еженедельно на своих лекциях в торжественном зале университета - многочисленную толпу, честных, чуждых посторонних соображений и, тем не менее, самых строгих судей. В этом, а не в тоге государственного сановника мне представляется та высшая награда и венец, которым увенчан юбилей 25-летней учёной деятельности моего дорогого учителя» .

Следует подчеркнуть, что значительную роль в развитии медицинской деонтологии в нашей стране сыграла земская медицина. С самого начала своего развития земская психиатрия имела клиническую основу и социальную направленность. Такая направленность позволяет говорить о том, что зарождение социальной психиатрии и реабилитации психически больных началось в нашей стране ещё в конце XIX века. При этом обращает на себя внимание сочетание истинно гуманного отношения к судьбе больного, неизменное уважение достоинства его личности и стремление использовать сохранившиеся психические способности для максимально возможно высокой социальной реадаптации. Примером могут служить высказывания П. И. Ковалевского, которого по праву считают выдающимся врачом-гуманистом. В неоднократно переиздававшемся «Руководстве к правильному уходу за душевными больными» он писал: «Обращение с больными в больнице должно быть всегда человеколюбивое, мягкое, кроткое и терпеливое. Прежде всего необходимо приобрести доверие своих больных; а приобретают его только тёплым участием, терпением, ласковым обращением, исполнением разумных желаний, готовностью оказать добро и строгую справедливость по отношению ко всем больным. Ложь, обман и хитрость не имеют места в обращении с этими больными. Они слишком чутки даже к искусственности и очень не любят человека, который прикидывается только добрым» .

Наставления Павла Ивановича, сделанные им задолго до появления самого понятия «медицинская деонтология», могут служить прекрасными иллюстрациями должного в психиатрии врачебного отношения к больным. В том же «Руководстве» он писал: «Как хороший хирург зондирует рану только в крайнем случае, так и хороший психиатр должен касаться душевной раны больного только в виду исследования» . П. И. Ковалевский подчёркивал, что «главная задача при этом состоит в том, чтобы дать данному лицу средства к дальнейшему существованию, возвратить ему самостоятельность, внушить к нему доверие общества, в среду которого он поступает членом». В цитируемом «Руководстве» предусматривается практически всё, что необходимо сделать врачам, реализуя заботу о том, чтобы больной легче и полноценнее вернулся к жизни вне больницы: от того, как его накормить и одеть, и до того, как упростить разрешение административно-правовых вопросов, возникающих после выписки из больницы, и обеспечить необходимую социально-медицинскую помощь больному .

Примечательно, что оргкомитет по подготовке к празднованию 200-летнего юбилея Харьковской городской клинической психиатрической больницы № 15 (Сабуровой дачи) с полного одобрения научной и практической психиатрической общественности региона принял решение изготовить барельеф с изображением портрета профессора П. И. Ковалевского на одной из сторон памятной юбилейной медали, посвящённой упомянутому знаменательному событию в истории украинской медицины, что и было сделано .

Накануне революции П. И. Ковалевский читал курс судебной психопатологии на юридическом факультете Петроградского университета. О том, как воспринял Февральскую, а затем Октябрьскую революцию идеолог русского национализма, мы не знаем. Известно лишь, что после революции пожилой профессор П. И. Ковалевский как высококвалифицированный медик был мобилизован в Красную армию главным врачом военного отряда (уже в эмиграции, в частном письме к бывшему однопартийцу - митрополиту Евлогию (Георгиевскому) П. И. Ковалевский писал, что красные его к этому сотрудничеству принудили). После окончания Гражданской войны вплоть до 1924 года учёный работал, как уже упоминалось выше, старшим врачом психиатрического и нервного отделения Николаевского госпиталя в Петрограде и даже консультировал тяжело больного В. И. Ленина, первым определив у него прогрессивный паралич.

Этот момент стал переломным в его судьбе. В 1924 году Павел Иванович чуть не погиб в результате преследований от советских властей, но в декабре 1924 года, каким-то образом получив разрешение на выезд за границу, П. И. Ковалевский покинул СССР. Остаток своей жизни он прожил в небольшом бельгийском курортном городе Спа, что в провинции Льеж в Валлонии, продолжая заниматься научной и публицистической деятельностью. В 1925 году профессор обратился письменно к митрополиту Евлогию с предложением прочитать курс психологии в Свято-Сергиевском православном богословском институте в Париже, однако вернуться к преподавательской деятельности Павлу Ивановичу, по-видимому, так и не пришлось . Эмигрантский период жизни П. И. Ковалевского весьма малоизвестен, и данное письмо позволяет расширить знания исследователей о пребывании автора в Бельгии. Скончался этот незаурядный учёный, выдающийся психиатр, публицист, общественный деятель, убеждённый русский националист и, без всякого сомнения, патриот, желавший своему Отечеству и народу лишь блага, 17 октября 1931 года в г. Льеж (Бельгия).

Таким образом, П. И. Ковалевский внёс значительный вклад в развитие отечественной научной и практической психиатрии, в т. ч. и харьковской психиатрической школы, и других дисциплин. Вне сомнения, биография и научное наследие Павла Ивановича нуждаются в дальнейшем тщательном исследовании, особенно его украинский период жизни и научного творчества.

Литература

1. Иванов А. Профессор-националист (к 75-летию со дня кончины П. И. Ковалевского) [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.rusk.ru/st.php?idar=104584 .
2. Платонов К. К. Мои встречи на великой дороге жизни (воспоминания старого психолога) / Под ред. А. Д. Глоточкина, А. Л. Журавлёва, В. А. Кольцевой, В. Н. Лоскутова. - М.: Институт психологии РАН, 2005. - 312 с. - (Серия «Выдающиеся учёные Института психологии РАН»).
3. Ковалевский Павел Иванович [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://lib.e-science.ru/book/78/page/100.html .
4. Афанасьев Н. И. Современники. Альбом биографий. - СПб, 1909. - Т. 1.- С. 133.
5. Петрюк П. Т. Павел Иванович Ковалевский - известный отечественный психиатр // История Сабуровой дачи. Успехи психиатрии, неврологии, нейрохирургии и наркологии: Сборник научных работ Украинского НИИ клинической и экспериментальной неврологии и психиатрии и Харьковской городской клинической психиатрической больницы № 15 (Сабуровой дачи) / Под общ. ред. И. И. Кутько, П. Т. Петрюка. - Харьков, 1996. - Т. 3. - С. 57–61.
6. Татарский энциклопедический словарь / Гл. ред. М. Х. Хасанов. - Казань: Институт Татарской энциклопедии АН РТ, 1999. - С. 280.
7. Каннабих Ю. История психиатрии. - М.: ЦТР МГП ВОС, 1994. - С. 383–410.
8. Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале XX столетия. Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. - М., 2001.
9. Ковалевский П. И. Значение национализма в современном движении балканских славян. - Ростов-на-Дону, 1913. - С. 2–6.
10. Савельев А. Н. Нация: русская формула профессора Ковалевского [Электронный ресурс] // Золотой Лев. - 2005. - № 69–70. - Режим доступа: http://www.zlev.ru/69_50.htm .
11. Ковалевский П. И. Русский национализм и национальное воспитание России. - СПб, 1912. - С. 7–8.
12. Ковалевский П. И. История России с национальной точки зрения. - СПб, 1912.
13. Гептнер Е. Библия и нравственность. В защиту Слова Божия (ответ проф. П. И. Ковалевскому по поводу его брошюры «Библия и нравственность»). - СПб, 1913. - С. 6.
14. Ковалевский П. И. Александр III. Царь-националист. - СПб, 1912.
15. Никон (Рождественский), архиепископ. Православие и грядущие судьбы России / Сост. Я. Шипов. - М., 1994. - С. 397, 400.
16. Белашкина Л. Ф. Книга о русской душе [Электронный ресурс] // Славянские народы на Северном Кавказе: современные демографические процессы. Приложение к «Южнороссийскому обозрению». - 2006. - № 5. - Режим доступа: http://www.kavkazonline.ru/csrip/elibrary/appendix/app_05/app_05_p_01.htm. - Рец. на кн.: Ковалевский П. И. Психология русской нации. Воспитание молодёжи. Александр III - царь-националист / Сост. Е. С. Троицкий. - М.: АКИРН: Граница, 2005. - 237 с.
17. Савельев А. Предисловие к переизданию книги П. И. Ковалевского «Национализм и национальное воспитание в России» [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.savelev.ru .
18. Краинский Н. В. Порча, кликуши и бесноватые [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://pathographia.narod.ru/new/KLIKUSHY.htm .
19. Морозов Г. В. Деонтология в психиатрии // Деонтология в медицине: В 2 т. - Т. 2: Частная деонтология / Е. М. Вихляева, В. П. Гамов, С. З. Горшков и др.; Под ред. Б. В. Петровского. - М.: Медицина, 1988. - С. 145–162.
20. Письмо П. И. Ковалевского митрополиту Евлогию (Георгиевскому) от 5/19 апреля 1925 г. - ГАРФ. Ф. Р–5919 // Фонд митрополита Евлогия (Георгиевского). Оп. 1. Д. 66.

Примечание

1. Автор, будучи по специальности врачом-психиатром, не ставил своей целью в данной работе дать оценку политическим взглядам юбиляра, а лишь цитирует его работы по этому вопросу и приводит критические высказывания на некоторые из них других исследователей.

Па́вел Ива́нович Ковале́вский ( - 17 октября , Льеж) - известный психиатр , публицист и общественный деятель. Ректор Варшавского университета (1894-1897).

Биография

Эта книга, сочетавшая научность и популяризаторский стиль, на конкретных примерах из жизни Иоанна Грозного , Петра III , пророка Мухамеда , Жанны Д’Арк , Павла I , персидского царя Камбиза , Людвига II Баварского , Эмануэля Сведенборга и других раскрывает динамику различных психических явлений, показывает роль среды и наследственности в формировании личности.

П. И. Ковалевский являлся старшиной Русского национального клуба , членом Совета Всероссийского национального союза и членом Русского собрания .

Сочинения

• Ковалевский П.И. Петр Великий и его гений. - СПб. , издание "Русского медицинск. вестника" : типография М. Акинфиева и И. Леонтьева, 1900.
• Ковалевский П.И. Завоевание Кавказа Россией. Исторические очерки. - СПб. , 1911.
• Ковалевский П.И. История России с национальной точки зрения. - СПб. , 1912.
• Ковалевский П.И. Основы Русского национализма. - СПб. , 1912.
• Ковалевский П.И. . - СПб. , 1912.
• Ковалевский П.И. История Малороссии. - СПб. , 1914.
• Ковалевский П.И. Психология Русской нации. - СПб. , 1915.
• Ковалевский П.И. Психиатрические эскизы из истории. В двух томах. - М .: Терра, 1995. - ISBN 5-300-00095-7 , 5-300-00094-9.
• Ковалевский П.И. Иоанн Грозный и его душевное состояние. Психиатрические эскизы из истории. - М .: Либроком, 2012.
• Ковалевский П.И. . Судебная психиатрия. СПБ, 1902 г.

Напишите отзыв о статье "Ковалевский, Павел Иванович"

Примечания

Литература

• Петрюк П. Т. // Психічне здоров’я. - 2009. - № 3. - С. 77-87.
• Иванов А. .
• Афанасьев Н. И. Современники. Альбом биографий. - СПб, 1909. - Т. 1.- С. 133.
• Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале XX столетия. Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. - М., 2001.
• Садівничий В. Павло Ковалевський - редактор і видавець медичної періодики / Володимир Садівничий // Журналістика. - Вип. 11 (36). - 2012. - С. 114-123.
• Савельев А. Н. // Золотой Лев. - 2005. - № 69-70.

Ссылки

• Сидорчук И.В., Ростовцев Е.А.

Отрывок, характеризующий Ковалевский, Павел Иванович

Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.

Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.

Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.

Таковы явления у прирожденных нейрастеников или у людей, унаследовавших от своих больных родителей неустойчивую нервную систему. Кроме вышеуказанных болезненных явлений, у нейрастеников развивается масса других и нет почти ни одного болезненного явления в области нервной системы, которое не могло бы проявиться у того или другого нейрастеника. И это весьма естественно. Нейрастения представляет собой неустойчивость отправлений всей нервной системы, с преобладанием в одном случае одних явлений, а в другом - других; поэтому нет ничего удивительного, что нейрастения представляет собою собрание всех болезненных явлений и нейропатологии.

Не нужно, однако, думать, что каждый нейрастеник воплощает в себе все вышеуказанные признаки; напротив, ни у одного из нейрастеников они не являются целиком, а только по частям в различных между собою сочетаниях, - вот почему каждый случай нейрастении довольно резко, по сочетанию болезненных проявлений, отличается от других подобных.

Тем не менее, при внимательном рассмотрении всех случаев нейрастении, между ними можно резко выделить две группы: в одной преобладает особенно умственная неустойчивость, а во второй - уклонения и болезненные проявления в области влечений, побуждений и чувства.

На первый взгляд нейрастеники первой группы представляются необыкновенно умными и всесторонне образованными людьми. Умственные их силы и способности чрезвычайно блестящи.

Они весьма чутки ко всем происходящим вокруг них явлениям. Жадно на все накидываются, быстро усваивают и энергично воплощают в себе. Ко всему они проявляют интерес, всем они быстро овладевают и во всем высказывают знание, опытность и компетентность. Такая всеобъемлемость и широта сведений невольно порождает мысль о необыкновенности и гениальности их умственных способностей. Их жизнь необыкновенно деятельна, их умственная работа чрезвычайно разнообразна и плодовита.

Но, строго разбирая умственную деятельность этих лиц, мы невольно поражаемся ее крайней поверхностностью. Эти люди быстро увлекаются чужими сообщениями и планами, без всякого контроля и критики их усваивают, принимают их за свои собственные им присущие, в тот же миг осуществляют эти планы и при малейшем затруднении покидают их. Быстрое увлечение и горячность в различных делах таких людей сопровождается не менее быстрым охлаждением и забвением предпринимаемого им дела. В силу такого легкомыслия, непостоянства, неспособности сосредоточиться и установиться на одном деле, они постоянно перескакивают от дела к делу, от предприятия к предприятию, от предмета к предмету. У них существует какая-то потребность к новизне и какой-то зуд перемены. Они только и могут существовать при таком порханьи и собирании не только верхушек, но даже крох от этих верхушек. При этом особенно поразительна полная бессвязность и отчужденность в предприятиях. Так, они от университета переходят к кузнице, от кузницы к производству кружев, от производства кружев к семинарии и проповеди, от проповеди к жандармерии, от жандармерии к производству селитры, от производства селитры к путешествию в Ахалтеке и проч. Такая разносторонность, всеобъемлемость, всезнание и одинаковое увлечение всеми этими предметами ярко выдает духовную немощность человека. Это будет в полном смысле слова импотенция ума, ибо эти люди, схватываясь за все, не доводят до конца ничего и своим вмешательством губят всякое начатое дело и предприятие. Если бы они могли исполнить все, предпринимаемое ими, то они были бы титанами ума и гениями мысли. К сожалению, всякое предприятие их быстро им надоедает, они с удовольствием его бросают и накидываются на новое, с большою неохотою и неприязнью оглядываясь на старое.

Разумеется, это болезненное состояние выражается тем ярче и тем шире, чем шире и мощнее деятельность человека и чем больше власти находится в его руках.

Для лучшей окраски этой болезненной картины и для отличия ее от гениальности, мы приведем два фантастических примера из мира властелинов народов.

Первый унаследовал могущественное и воинственное государство. Его дед и отец рядом победных войн доставили государству новые земли, несметные богатства, благосостояние стране, подчинение и боязнь соседей, могущественную и непобедимую армию, гениальных администраторов и полководцев, великих ученых и славные учреждения. Во главе этой мощи, славы и величия является он, молодой, энергичный, образованный, крепкий и сильный государь. При этой юной мощи, энергии и завидном положении подвластного ему народа, у всех соседей является опасливая мысль - ему мало всего этого. Он захочет попытать нового счастья, новой военной славы, новых земель, новых богатств… И он принимается за это. Принимается за это с храброй душой и неукротимой энергией… На пути, однако, стоят преграды… Эти преграды представляются в виде советников, старых сослуживцев его отца и деда, людей, закаленных в военной борьбе и устроении государства, - людей, покрытых гражданскими и воинскими доблестями, людей, чтимых не только гражданами отечества и тенью предков, но и соседними народами… Препятствие немалое.

Но что значит препятствие для человека энергии, пылкости и неутомимости!.. Старые советники летят в отставку. Выводятся люди новые, угодные повелителю. Происходит необыкновенная перетасовка лиц, должностей, ролей и положений. Начинается новый курс. Всюду властелин наблюдает неустройство, всюду неуспешность, всюду беспорядочность. И всюду энергичный и молодой повелитель стремится быть лично и исправить все лично. Он сочиняет новые законы. Он создает новое устройство армии. Он является архипастырем и проповедником, как «глас Божий на водах». Он составляет оперы. Он пишет балеты. Он переделывает школы. Он создает правила для рабочих. Он изменяет систему воспитания. Он летает по всему миру с дипломатическими переговорами. Он ревизует внезапно части армии и учреждения. Он так неусыпно, разносторонне и повсеместно занят, что в доме-то своем является самым редким гостем.

При такой мощи и всеобъемлемости ума, неутомимости энергии и личном участии во всем, можно думать, что он создаст всемирное государство, мир и золотой век.

Но повелитель не любит долго возиться с затеянными делами. Он удалил старых советников, но не заменил их новыми равными и достойными. Он расшатал учреждения старые, но не создал и не укрепил новых. Он подорвал старые законы, но не дал новых. Он уничтожил доверие к старой системе воспитания подданных, но не дал новой. Он пообещал изменение условий жизни рабочих, но не исполнил этого, Он на словах был велик, на деле же мал. Ибо у него не было выдержки, терпения, знания, умения, воли и понимания.

Такой повелитель нейрастеник не создаст государство, а разрушит его, - не укрепит, а расшатает, - не возвысит, а умалит, - не упорядочит, а взбаламутит.

Мы возьмем другого повелителя, столь же широко деятельного и широковластного.

Его область еще больше и обширнее. По наследству, однако, он получил неустройство и беспорядок. Во всех соседних государствах и более благоустройства, и более воспитания, и более порядка, и более богатства и более сформированные армии. В его государстве нет ни советников, ни людей образованных и ученых, ни опытных мастеров, ни заводов, ни фабрик, ни флота, ни торговли, - ничего такого, что ныне составляет цивилизацию и европеизм. Самый-то престол он захватил едва ли не с бою. Молодой орленок своим мощным умом усматривает, что его государство будет стерто и уничтожено, если он в нем не учредит тех знаний и образования, какие укоренились уже у соседей.

И вот этот мощный юноша, с столь же неутомимой энергией и непосидячестью, летает по всему свету с севера на юг и с востока на запад. Он лично все осматривает, он лично все изучает, он лично все заводит и устраивает. Он устраивает армию, он строит флот, он издает законы, он устраивает академию наук, он открывает типографию, он заводит фабрики и заводы, он вводит даже новый костюм для народа, он изменяет внешний вид людей, он производит реформы в церковной области, он ведет беспрерывные войны, он расширяет пределы отечества, он изменяет всю жизнь его, он делает из своего азиатского царства царство европейское и заставляет силою своей умственной мощи питать к себе уважение и почтение. И этот мощный лев шел не в уровень с требованиями и убеждениями своего народа, а против них. Он не продолжал путь славы и воинских преданий своей отчизны, а сам создавал и выполнял их. Он не имел поддержки своим мыслям и планам в окружающих старых и опытных помощниках, а лично выбирал и ставил себе помощников. Он не писал балетов и комедий, а заводил только театры. Он не изменял системы школьного воспитания, а заводил только школы.

И этот государь создал все.

В чем же разница лежит между первым и вторым?

В том, что первый быстро увлекался всеми предприятиями и столь же быстро с брезгливостью их бросал; а второй, начавши сам что-либо, все сам же доводил до конца с отеческою любовью к своему созданию и детищу. Первый не имел своей мысли, он схватывал чужую, мимолетно ее усваивал и столь же легкомысленно покидал; второй имел свою мысль, тщательно ее обдумывал и никогда не покидал. Первый, по своей умственной немощи, не мог жить всеми своими мыслями одновременно и перескакивал от мысли к мысли; второй все вмещал в своей голове, все приводил в связь и порядок и всему давал известное соотношение. Первый накидывался на внешность мысли, не погружаясь в ее глубину, - второй всегда изучал ее по существу. Первый никогда не знал дела в его частностях, - второй всегда изучал дело до мелочей и всегда мог быть во всем лично учителем от начала до конца.

Первый был умственный пигмей, - умственный нейрастеник, - второй умственный титан, - гений. Первый - сердитое бессилие, второй - мощь и сила…

Во второй группе нейрастении умственно люди представляются как бы здоровыми, зато в их характере, действиях и поступках усматривается масса неправильностей, отклонений и таких проявлений, в которых и сами больные раскаиваются и общество привлекает их к ответственности. Такие люди обнаруживают в одних случаях необыкновенную вспыльчивость, злость, кровожадность и склонность к истязаниям, в других случаях - страсть к пьянству, злоупотреблению морфием, опием и проч., еще в иных - страсть к картежной игре и собиранию ненужных предметов, еще иногда - стремление к дурному обществу, попрошайничеству, бродяжничеству, тяготению к тому же самому полу и даже половое влечение к животным. В некоторых случаях на таких людей нападают приступы беспричинного страха и тоски, - в других, напротив, бесповодного безумного веселья. Иногда они находятся в состоянии какого-то томления, возбуждения и ожидания, что вот-вот что-то с ними случится. И знают они хорошо, что ничего с ними не случится, а между тем ожидают его, - и случится именно что-то ужасное…

Помимо этого может быть масса и других явлений, так что перечислить их едва ли возможно. Обо всех этих вышеуказанных проявлениях болезни должно заметить следующее: никогда эти явления не бывают совместно у одного и того же человека. Только из наблюдения многих нейрастеников можно собрать и составить эту картину болезни. В действительности же у нейрастеников развивается одно какое-нибудь или несколько болезненных явлений, которые впоследствии могут смениться другими.

Явившись раз, тот или другой признак остается недолго, иногда несколько минут или часов, и затем исчезает, оставляя человека в здоровом состоянии, с тем, однако, чтобы на другой день, или через некоторое время, при неблагоприятных условиях жизни, появиться вновь.

Таким образом и в данном случае усматривается неустойчивость нервной деятельности, болезненные проявления страха, тоски, томления, ожидания, влечений и страсти при полном сознании их нелепости, болезненности, вредности и опасности и при полной неспособности им противостоять.

Как нейрастения, проявляющаяся преимущественно в области мыслительной, так и нейрастения самочувствия и страстей иногда могут сочетаться между собою частичными своими проявлениями и давать смешанную картину болезни.

Судьба нейрастении для различных случаев неодинакова: при благоприятных жизненных условиях и надлежащем лечении она может проходить и исчезать бесследно, или временно, - в других случаях, она может оставаться пожизненно, давая то более, то менее продолжительные светлые промежутки, - наконец, при неблагоприятных случаях она может иметь поступательное движение вглубь нервных и душевных заболеваний. Нейрастения служит прекраснейшею почвою для развития болезней нервной системы, удачнейшей канвой, на которой могут быть начертаны узоры и картины всевозможных заболеваний. На почве нейрастении может явиться эпилепсия или падучая болезнь, истерия, пляска св. Витта, всевозможные насильственные приступы страха и тоски и душевные заболевания.

Из душевных болезней на этой почве чаще других развивается первичное помешательство, или паранойя. В данном случае она нас наиболее интересует и потому мы постараемся проследить механизм ее возникновения из нейрастении и до полного ее развития в форме бреда преследования.

Что такое первичное помешательство или паранойя, об этом нами было подробно сказано в другом сообщении и останавливаться на этом вопросе теперь я считаю излишним.

Способы возникновения и развития паранойи на нейрастенической почве бывают очень разнообразны, - мы остановимся на наиболее частом из них. На почве нервной раздражительной слабости и нервной неуравновешенности, под влиянием каких-нибудь неблагоприятных жизненных условий, у больного развивается усиленное беспокойство, волнение, недовольство и усиленное ожидание, что с ним что-то случится и т. п. Больной ищет причины своего беспокойства. Ему кажется, что все окружающие лица относятся к нему как-то не так, как это было прежде. Всюду к нему замечается особенное внимание, особенное присматривание, особенная наблюдательность. Ни один его шаг, ни одно его движение, ни одно его препятствие не обходятся без того, чтобы окружающие не отнеслись к нему с особенною предупредительностью. Самые мысли его окружающими как бы угадываются и предусматриваются. Такое чрезмерное внимание со стороны окружающих не может не навести больного на размышление…

В действительности, разумеется, нет ничего подобного. Все относятся к нему и сегодня точно так же, как и вчера, но у больного существует особенное повышение восприятия внешних впечатлений, отражающееся на мысли об усилении внимания со стороны окружающих к его личности. Такое ошибочное и до некоторой степени даже ложное ощущение наблюдательности и представление о наблюдательности со стороны окружающих по отношению к начинающемуся параноику находит себе первообраз в явлениях обыденной жизни. Вчера мы были в поношенном сюртуке, сегодня в новом. Никто, разумеется, не обратил внимания на эту перемену; но нам кажется, что «я» стал как бы иным человеком, и все эту перемену замечают и все на нее отзываются вниманием и наблюдательностью. Так же бывает, когда мы подстригли волосы, надели новые ботинки, - когда у дамы на шляпке цветок перенесен слева направо, а бантик на три линии выше или ниже… Это явление обычное и всем хорошо знакомое. Оно-то и может служить нам примером и разъяснением того болезненного состояния, которое у параноиков выражается в форме усиленной наблюдательности к ним со стороны окружающих…

Итак, они подлежат особенному вниманию, особенной наблюдательности со стороны окружающих. Почему? Что тому причиною? Ответа на эти вопросы пока нет. Но это заставляет больных с своей стороны усилить внимание ко всему происходящему вокруг них. И вот они становятся ко всему в высшей степени подозрительными.

Будучи скрытными, замкнутыми, сосредоточенными в себе, параноики издали, незаметно для других, зорко наблюдают за всем и за всеми. И, к своему ужасу, они видят, что все вокруг них делается неспроста. Все их окружающее не в том виде, как это было прежде. Все это как-то изменено. Все делается не так, как было до сих пор. Разумеется, на деле изменилась не обстановка, а их способность восприятия, но они приписывают перемену окружающему и стараются отыскать ее причину. Подозрительность усиливается и наполняет все их существо. Больной постоянно ко всему приглядывается, больной вечно настороже…

Такая необыкновенная, болезненная подозрительность порождает в больных новое состояние - склонность все совершающееся относить к себе. Идет он по улице. Проходящий плюнул. Этот плевок служит выражением желания оскорбить его. У проходящих он слышит слова «он не надежен»…

Это я не надежен… Почему?.. Что я сделал?.. В чем не надежен?..

И вот является целый ряд мучительных вопросов: почему и как?

Больной читает газету. Пишут о неотложной необходимости извести сусликов, опустошающих поля Екатеринославской губернии.

Ну да, суслики… При чем тут суслики… Это «они» хотят извести меня?.. Я ведь Екатеринославской губернии…

Всякий кашель, всякое движение окружающих, встреча и т. д. истолковываются в смысле отношения к их личности. У таких больных, как говорят, развивается необыкновенный «эгоцентризм», т. е. такое душевное состояние, когда им кажется, что их «я» стало центром всего мира.

Но все это состояния подготовительные. Они могут быть или не быть. Если они и существуют, то в глубине души больного и для окружающих решительно незаметны. Только весьма опытный глаз врача психиатра может уловить их и путем весьма осторожных и отдаленных вопросов отчасти извлечь.

Для больных же эти состояния в высочайшей степени тягостны и мучительны. Они им не дают покоя ни днем ни ночью. Они их лишают сна. Они разрушают их душевный покой, разбивая отношения к самым близким и дорогим лицам: друзьям, родным, родителям, жене и детям…

К этому присоединяются иллюзии или ошибочные ощущения. Больные видят на лицах близких подозрительность, насмешку, презрение, порицание. В их голосе слышится оттенок недовольства, издевательства и проч. В пожатии руки они наблюдают особенную резкость и стремление оттолкнуть. Самый воздух носит в себе что-то особенное, подозрительное и неприятное.

Все это заставляет больных вести себя весьма осторожно, удаляться от греха и быть сосредоточенными в себе. Бесконечное оскорбление и обида порождается в их душе… За что такая травля? За что такое всеобщее над ним издевательство? Где ему искать помощи, поддержки, защиты и покровительства? Все против него. Все его враги. Все ему желают зла. Все его хотят извести. Беспредельная злоба и безграничная ненависть порождается у этих людей ко всем людям, особенно же к людям близким и прежде дорогим. Их несчастья для него приятны. Их страдания для него утешение. Их мучения для него живительный бальзам. Нет того зла, которого бы он не пожелал роду человеческому. Нет той лютости, на которую он не осудил бы весь люд. Нет той казни для людей, которая бы его удовлетворила.

Ибо это враги его. Все они его терзают. Все они его мучают. Все они желают извести его. Все это он видит. Все это он слышит. Все это он чувствует. Бред преследования в полном разгаре.

По временам он затихает. Порождаются мысли - да правда ли это? Не ошибаюсь ли я? Не даром ли я взвожу обвинения? И вот иногда могут явиться минуты недоумения, сомнения и раскаяния… Но, увы, эти минуты непродолжительны. Вновь приливает волна гнева, ненависти к роду человеческому и желания ему всех зол земных. Если бы такой человек мог залить землю кровью своих врагов, то высочайшим наслаждением для него было бы выкупаться и купаться бесконечно в этой крови. Эта кровожадность, зверство и изуверство - явление логическое, оно является естественным последствием тех страданий и мучений, которые такие люди переживают в своем бреде преследования.

При этом по существу своему такие люди могут быть или злыми, бессердечными и кровожадными людьми, - или же обыкновенными смертными, относящимися к кровожадности с обычным омерзением. В последнем случае кровожадные мысли находят себе сопротивление в общей природе человека, чуждой жестокости и кровожадности, - в первом случае жестокие мысли находят себе поддержку в жестокой натуре человека и тогда преступления таких людей отличаются необыкновенным зверством и жестокостью. Но каково бы ни было сочетание жестоких идей и стремлений кровожадности у параноика, он никогда не рискнет совершить эти зверства зря, ибо он знает хорошо, что за это последует жестокая кара.

Таков параноик в своем бреде преследования. Это зверь. Зверь беспощадный. Зверь кровожадный, готовый растерзать весь мир.

Но в этом человеке существует и другой человек, человек обычный, человек здоровый, живущий обычною жизнью и совершающий обычные человеческие деяния.

Биография

Эта книга, сочетавшая научность и популяризаторский стиль, на конкретных примерах из жизни Иоанна Грозного , Петра III , пророка Мухамеда , Жанны Д’Арк , Павла I , персидского царя Камбиза , Людвига II Баварского , Эмануэля Сведенборга и других раскрывает динамику различных психических явлений, показывает роль среды и наследственности в формировании личности.

П. И. Ковалевский являлся старшиной Русского национального клуба, членом Совета Всероссийского национального союза и членом Русского собрания .

Примечания

Сочинения

• Завоевание Кавказа Россией. Исторические очерки. Санкт-Петербург, 1911
• История России с национальной точки зрения. Санкт-Петербург, 1912
• Основы Русского национализма. Санкт-Петербург, 1912
• История Малороссии. Санкт-Петербург, 1914
• Психология Русской нации. Санкт-Петербург, 1915
• Психиатрические эскизы из истории. В двух томах. М., Терра. 1995. ISBN 5-300-00095-7 , 5-300-00094-9

Литература

• Петрюк П. Т. Профессор Павел Иванович Ковалевский - выдающийся отечественный учёный, психиатр, психолог, публицист и бывший сабурянин (к 160-летию со дня рождения) // Психічне здоров’я. - 2009. - № 3. - С. 77-87.
• Иванов А. Профессор-националист (к 75-летию со дня кончины П. И. Ковалевского) .
• Афанасьев Н. И. Современники. Альбом биографий. - СПб, 1909. - Т. 1.- С. 133.
• Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале XX столетия. Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. - М., 2001.
• Савельев А. Н. Нация: русская формула профессора Ковалевского // Золотой Лев. - 2005. - № 69-70.

Категории:

• Персоналии по алфавиту
• Учёные по алфавиту
• Родившиеся в 1850 году
• Умершие 17 октября
• Умершие в 1931 году
• Психиатры Российской империи
• Члены Всероссийского национального союза
• Члены Русского собрания
• Русские эмигранты первой волны в Бельгии

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Ковалевский, Павел Иванович" в других словарях:

Психиатр. Родился в 1850 году. Окончил курс в Харьковском университете. Получил степень доктора медицины за диссертацию об изменении чувствительности кожи у меланхоликов. Был профессором психиатрии в Харьковском университете, затем ректором… … Биографический словарь

Профессор психиатрии; род. в 1850 г., учился в екатеринославской семинарии и в харьковском университете, где в 1874 г. кончил курс со степенью лекаря. В 1877 г. получил степень доктора медицины, защитив диссертацию об изменении чувствительности… … Большая биографическая энциклопедия

Кoвалевский Павел Иванович (1849—1923), психиатр, профессор Харьковского университета (с 1884). Труды по судебной психиатрии, о механизмах психической деятельности и др. Первое отечественное руководство по психиатрии (1880). В 1883 основал в … Большой Энциклопедический словарь

Профессор психиатрии, род. в 1850 г., учился в екатеринославской семинарии и в харьковском университете, где в 1874 г. кончил курс со степенью лекаря. В 1877 г. получил степень доктора медицины, защитив диссертацию об изменении чувствительности… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

КОВАЛЕВСКИЙ ПАВЕЛ - Иванович (род. в 1850 г.), психиатр, окончил Харьковский ун т. К. был первым профессором психиатрии в Харьковском ун те, а затем занимал кафедру в Варшавском и Казанском университетах; впоследствии читал курс судебной психопатологии на… … Большая медицинская энциклопедия

Содержание 1 Фамилия 2 Населённые пункты 3 См. также 4 Примечания … Википедия

1. КОВАЛЕВСКИЙ Александр Онуфрие вич (1840 1901), биолог, академик Петербургской АН (1890). Брат В. О. Ковалевского. Один из основоположников сравнительной эмбриологии и физиологии, экспериментальной и эволюционной гистологии. Установил общие… … Русская история

Запрос «Менделеев» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Дмитрий Иванович Менделеев Д. И. Менделе … Википедия

Содержание 1 Происхождение фамилии 2 Кузнецов 2.1 Кузнецов, Александр … Википедия

Российское образование в последние десятилетия занимается построением системы духовно-нравственного воспитания, направленного на духовное оздоровление общества, укрепление нравственности вступающего в жизнь поколения молодежи, формирование важнейших нравственных категорий, укорененных в отечественных традициях; приобщении учащихся к духовным истокам своей традиционной культуры.

Как известно, вопросы духовно-нравственного воспитания привлекали внимание учёных разных специальностей и направлений и в разные годы России, поэтому считаем важным обращение к трудам русских учёных, которые либо непосредственно занимались вопросами педагогики, либо пришли к вопросам воспитания путём жизненных исканий. С этой точки зрения представляется интересным и показательным пример Павла Ивановича Ковалевского (1849-1923), психиатра, публициста, идеолога русского национализма.

Ковалевский П. И. - основатель первого русского психиатрического журнала, профессор, член Русского собрания, член Всероссийского национального союза. В судьбе профессора Павла Ивановича Ковалевского тесно переплетаются наука, общественная деятельность и политическая публицистика. Павел Иванович Ковалевский родился в 1849 году в городе Петропавловске Павлоградского уезда Екатеринославской губернии в семье священника. Окончил духовное училище, а затем Екатеринославскую духовную семинарию. Страсть к естественным наукам побудила его избрать иной путь. В 1874 г. он окончил медицинский факультет Харьковского университета. В 1877 г. после защиты диссертации он стал доцентом, а в 1884 г. - профессором кафедры психиатрии этого университета. В 1889 г. Ковалевский - декан медицинского факультета. В 1882 г. он назначается на должность ректора Варшавского университета. После тяжелой болезни в 1897 году Ковалевский вынужден оставить этот пост. В дальнейшем профессор П. И. Ковалевский занимается издательской и научной деятельностью, а также участвует в работе ряда общественных организаций.

Павел Иванович Ковалевский

В широких кругах русской интеллигенции довольно высоким был авторитет П. И. Ковалевского и как историка. Такие его работы, как «Народы Кавказа», «Завоевание Кавказа Россией», «История Малороссии», «История России с национальной точки зрения» пользовались большим интересом, выдержали несколько изданий в дореволюционной России (в советское время они были признаны реакционными и не печатались). Несмотря на то, что П. И. Ковалевский всю жизнь посвятил проблемам психиатрии, он уделял серьёзное внимание вопросам воспитания, причём не просто проблемам воспитания, а проблемам русского национального воспитания.

Обратимся к анализу некоторых методологических аспектов его позиции. Книга П. И. Ковалевского «Национализм и национальное воспитание в России» относится к разряду тех, которые не утрачивают свою актуальность многие десятилетия. Точно так же, как мы открываем сегодня философские труды других русских мыслителей начала и первой половины ХХ века - тех, кто основал русскую традицию социальной философии и удержал ее от небытия. До сих пор гражданственность и национальность действуют порознь. Более того, гражданственность становится более безнациональной с повышением уровня образования. Образование, каким оно существует последние полвека в России, создает для гражданина больше поводов, чтобы клеветать на Россию, чем гордиться ею. Аналогичные явления видел в начале ХХ века и профессор Ковалевский, который указывал, что «школа убила Бога, убила национальность, убила государственность, убила общество, убила семью, убила человека».

Как и в наше время, либеральное образование создавало из детей космополитов, как и в наше время роль учительства, разложившегося профессионально и нравственно еще на студенческой скамье, чрезвычайно велика в разрушении нации и государства. Для профессора Ковалевского не было иной формулы Русской идеи, кроме Православия, Самодержавия и Народности. Принимая урок интеллектуальной честности и ученой глубины от выдающегося мыслителя и крупнейшего русского ученого, мы должны усвоить эту формулу и проникнуться ею до самой глубины души. Чтобы спасти Россию от небытия, подступившего столь близко, что многих скорая гибель Отечества и растворение русского народа в волнах миграции уже не удивляет и не пугает. Мы же должны бояться исключительно этого - гибели своей Родины, угасания русского рода.

В Русской идее русских мыслителей начала ХХ века мы имеем развернутую идеологическую доктрину. Профессор П. И. Ковалевский дал одну из наиболее исчерпывающих формулировок национализма: «В широком смысле национализм - духовное веяние, течение, направленное в данном народе, имеющее целью и задачею поднятие и совершенствование блага данной нации. Это будет национализм массовый, партийный… Но есть национализм и личный, индивидуальный, присущей природе каждого человека. Личный индивидуальный национализм - проявление уважения, любви и преданности до самопожертвования в настоящем, почтение и преклонение пред прошлым и желание благоденствия, славы и успеха в будущем той нации, тому народу, к которому данный человек принадлежит… Национализм может проявляться двояко: в форме национального чувства и в форме национального сознания. Национальное чувство есть прирожденное свойство человеческого духа, присущее каждому человеку от рождения и состоящее в инстинктивной необъяснимой животной любви к данному народу, к данной местности… Национальное сознание есть выражение определенно выраженного воззрения о любви к родине, ее славе, ее чести, величию и силе».

Исследуя национальную психологию русского народа, профессор П. И. Ковалевский очень точно давал определения нации, национализму, национальному чувству и национальному самосознанию - понятиям столь существенным для общего мировоззрения. «Нация - большая группа людей, объединенных между собою единством происхождения, - единством исторических судеб и борьбы за существование, - единством физических и душевных качеств, - единством культуры, - единством веры, - единством языка и территории… Национализм - это проявление уважения, любви и преданности, до самопожертвования, в настоящем, - почтения и преклонения перед прошлым и желание благоденствия, славы, мощи и успеха в будущем - той нации, тому народу, к которому данный человек принадлежит… Национальное чувство есть прирожденная принадлежность физической и душевной организации. Оно инстинктивно. Оно обязательно. Национальное чувство прирожденно нам так же, как и все другие чувствования: любви к родителям, любви к детям, голода, жажды и т. д… Национальное самосознание есть акт мышления, в силу которого данная личность признает себя частью целого, идет под защиту и несет себя само на защиту своего родного целого, своей нации».

Господство русской нации в Российской Империи профессор П. И. Ковалевский выводил из права принесенных жертв, права пролитой крови за Отечество. «Наши права на обладание этим государством, - писал П. И. Ковалевский, - есть права крови, вытекающие из крови, пролитой нашими предками, - права имущественные, вытекающие из затрат наших предков, проценты на которые нам приходится платить и поныне, - права исторических судеб родины, обязующие нас хранить целыми и невредимыми завоеванное предками».

Вместе с тем, его перу принадлежит и уникальная работа «Педагогические размышления. Национальное воспитание», где выстроена авторская система русского национального воспитания. Под национальным воспитанием автор понимает совокупность нескольких характеристик. Во-первых, реальное образование, дающее детям «точные и серьезные знания той природы, которая вокруг нас и у нас под ногами». Это необходимо для того, «чтобы мы умели использовать и употребить на свои нужды всю окружающую нас природу». В силу этого «нашим детям нужно дать и познания, как ею пользоваться, и показать на деле эти самые способы пользования». Во-вторых, строжайшее руководство «особенностями и основными качествами нашей нации»: «поощрять то, что мы в ней находим ценного и достойного дальнейшей культивировки» и «уничтожать то, что является в нации… бесполезным и вредным». В-третьих, внедрение в человека таких душевных, духовных и физических качеств, которые «присущи и свойственны той или иной народности». Заметим: той или иной народности. П. И. Ковалевский, как и другие русские мыслители, подходил к вопросам национального воспитания широко, не ограничивая его рамками лишь русской педагогической культуры.

В системе национального воспитания П. И. Ковалевского особое место отводится православной религии, являющейся тем началом, которое объединяет русских в одно нераздельное целое. В патриотическом воспитании велика роль учителя. Комментируя известное высказывание о том, что немецкий учитель победил французского учителя, П. И. Ковалевский пишет, что германский учитель победил Францию не в силу своей образованности, а потому, что все немецкие учителя «были национальны и патриотичны». Национальным и патриотичным должен быть и русский учитель.

Патриотизм П. И. Ковалевским ставится выше образования: лучше невежество, согретое любовью к Родине, чем образование, связанное с презрением и неуважением к нации. Причем, знания всегда могут быть пополнены, а любовь, преданность и самопожертвование Родине не пополняется впоследствии. Чрезвычайно поучительны рассуждения П. И. Ковалевского об изучении истории, которая им объявляется одной из важных школьных дисциплин. История должна быть известна всем ученикам. Однако не история фактов, а история духа Русской нации, ход ее развития, разрастания и совершенствования. Для этого необходимо выполнить «два долга». Во-первых, проникнуться всем своим русским сердцем и во всю глубину своей души своей страной. Во-вторых, ценить славу и подвиги предков и достойно увековечить их словом и делом.

П. И. Ковалевский с горечью пишет о недостаточном знании русскими своей истории, своей культуры, искусства и т. д. Особую боль ему доставляет тот факт, что русских детей воспитывают «геройскими подвигами греков и римлян, как будто бы у нас нет своих героев, не только нисколько не меньше героев иностранных, а напротив, гораздо более видных и более достойных нашего почитания…». Что тут скажешь? В наше время виртуальных героев типа Джеймса Бонда даже греко-римские герои покажутся своими.

П. И. Ковалевский в структуре национального воспитания выделяет общественное национальное воспитание. Оно «должно состоять в проведении в жизнь во всех местах государства и во всех слоях общества духа любви, преданности и блага русской национальности и отечества. Этому должна служить вся государственная администрация, все государственные и общественные учреждения, пресса, литература и все гражданские стороны жизни…».

Не надо иметь большого воображения, чтобы понять, что приведенные слова звучат предельно современно и актуально в условиях сегодняшних реалий нашей жизни, где всё обстоит наоборот: вместо проведения в жизнь «духа любви, преданности и блага русской национальности и отечества» осуществляется духовное оскопление нашего народа и нашего общества. Внешне на уровне высокой политики как бы просматривается позитивная линия. Но пока создается впечатление, что она служит своего рода фиговым листком, прикрывающим процессы внутреннего разложения и распада русской (российской) ментальности в необъявленной информационно-артефактной войне без фронта и тыла, пронизывающей все поры нашей национальной жизни. Не потеряли своей злободневности и мысли П. И. Ковалевского о необходимости нам «иметь гражданское национальное мужество, отстаивать от- крыто свое национальное достоинство против наглых и открытых выпадов, оскорблений и унижений…». Ибо (он тут вспоминает слова Н. М. Карамзина), кто сам себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут.

П. И. Ковалевский отлично осознавал, что русское национальное воспитание никоим образом не могло бы отрицательно сказываться на взаимоотношениях русских людей с людьми, представляющими другие национальности России. Выражаясь современным языком, П. И. Ковалевский был сторонником этнической толерантности в отношениях между детьми разных национальностей. При этом он не скрывает особой цементирующей роли русского народа в России. В известном смысле можно говорить о наличии во взглядах П. И. Ковалевского элементов концепции «старшего брата». Но это отнюдь не доктрина подчеркнутого превосходства «белого» человека над «туземным» населением, представленная, например, в книге Р. Киплинга «Бремя белого человека». Нет, это - идея единой семьи народов необъятной империи, где, как в любой семье, есть старшие и младшие, где старшие должны заботиться о младших, защищать их, где отношения должны строиться на основе взаимоуважения и взаимопомощи.

Как бы мы ни пересказывали П. И. Ковалевского, все-таки лучше будет, если предоставим слово ему самому: «Проповедуя, однако, народную любовь и преданность русским детям, никогда не следует оскорблять и детей других наций, входящих в состав нашей Родины. Нужно относиться к ним дружески и любовно, как к братьям, и не давать заметить нашего господства победителя. Это они знают и без нас хорошо. Но, зная это, они должны видеть с нашей стороны такие отношения, какие существуют между братьями одной семьи. Само будущее должно установить отношения уважения к более сильному и защитнику, не чувство злобы и ненависти покоренного и попираемого».